О КАНОНИЗАЦИИ ПОСЛЕДНЕГО РУССКОГО ЦАРЯ часть 2

Профессор Московской духовной академии А.И. Осипов

Во-первых, что означает сама канонизация? Она, конечно, не присвоение “чина” заслуженному христианину и даже не просто уверенность в его спасении. Канонизация есть прославление его (христианина. — В.К.) , то есть свидетельство Церкви о таком выдающемся из среды обычного благочестия уровне жизни или такого подвига христианина, который достоин именно славы Церкви и предлагается ею в качестве примера для подражания всем своим верным чадам. (Выделено мной. — В.К.) А по тому, каковы идеалы святости у Поместной Церкви, можно судить и о достоинстве ее самой. По этой причине вопрос о том, является ли Николай II достойным именно славы Церкви, имеет принципиальное значение.

Если ставить вопрос о канонизации, исходя из его жизни и деятельности, то нельзя не учитывать по меньшей мере следующих серьезных фактов.

1. Беспрецедентное в истории Российского государства отречение Государя от престола имело среди прочих следующее роковое последствие для страны. Николай II, не обеспечив исполнение важнейшего в этой исключительной ситуации закона Российской империи — безусловного наследования престола (статья 37), своим (и за Наследника) отречением упразднил Самодержавие в России и тем самым открыл прямую дорогу к установлению революционной диктатуры. Он при этом не только противозаконно отрекся за Наследника, не только передал власть тому (Михаилу), кто даже не знал об этом, а когда узнал, не принял ее, но и прямо преступил решения и клятвы Великого Московского Собора 1613 года, постановившего: “Заповедано, чтобы избранник Божий, Царь Михаил Федорович Романов был родоначальником Правителей на Руси из рода в род, с ответственностью в своих делах перед Единым Небесным Царем. И кто же пойдет против сего соборного постановления — Царь ли, патриарх ли, и всяк человек, да проклянется таковой в сем веке и в будущем, отлучен бо будет он от Святой Троицы” (выделено нами — А.О.). Николай II в своем акте отречения написал: “Заповедуем Брату Нашему править делами Государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу” (выделено нами — А.О.).

То есть последний Царь не только уничтожил одну из великих святынь нашего народа — Самодержавие, освященное Церковью, традицией, историей, но и собственноручно утвердил западные, демократические принципы правления в России, что уже прямо свидетельствует о характере его убеждений. Так, в истории государства Российского рукою монарха совершился великий соблазн. Конечно, по промыслу Божию. “Сказал также Иисус ученикам: невозможно не придти соблазнам, но горе тому, через кого они приходят” (Лк. 17;1).

В этом отречении есть и другая сторона — сакральная. Помазание Государя на царство означает ниспослание ему дара вспомоществующей благодати в управлении государством. И хотя это помазание не входит в традиционное число церковных таинств, тем не менее помазание на царство также требует от помазанника соответствующего возгревания (2 Тим.1;6) этого дара, чтобы не отступила от него благодать Божия. Поэтому, отрекаясь от престола с нарушением законов, царь отрекается от самого дара помазания.
В случае же с Николаем II ситуация еще более серьезная. Он не просто сам отрекся от престола, но и, не обеспечив его наследование, вообще уничтожил царскую власть в России как таковую. Так что его отречение соответствует не уходу священнослужителя на покой, когда сохраняется право служения, и даже не просто снятию с себя сана, но уничтожению самого этого служения на Руси.

Следует также иметь в виду, что христиане, которые отрекались, не выдержав пыток, всегда именовались отпавшими, и в случае их покаяния определялись в разряд кающихся, не допускавшихся определенное время до Евхаристии. Царя же уговорили отречься от его первейшей христианской обязанности, и он позднее лишь сожалел об этом как ошибке, но не как грехе, величайшем для царя, и принес ли в нем покаяние?

2. Отношение Николая II к Церкви. Он не только не отменил и не смягчил введенное по протестантскому образцу анти каноническое возглавление и управление Церкви мирянином (императором) и ее фактическую подчиненность обер-прокурорам, царским фаворитам, Распутиным, выразившуюся в их вмешательстве в любые, в том числе в чисто внутренние дела, но и усугубил ее угнетенное положение реформами 1905-1906 годов. В результате их Русская Церковь оказалась единственной из всех религиозных объединений, которая по новым законам не получила никаких свобод, так и оставшись государственным “Ведомством”!

Даже царский указ от 17 апреля 1905 г. об “укреплении основ веротерпимости” готовился Правительством без какого-либо участия иерархов, Святейшего Синода. Не случайно, митрополит Вениамин (Федченков) восклицал: “Господство государства над Церковью в психологии царских и высших кругов действительно было к общему горю” (На рубеже двух эпох”. М. 1994. С.139). Инспектор же Московской духовной академии профессор архимандрит (впоследствии архиепископ и исповедник) Илларион Троицкий прямо писал: “Перед началом войны (первой мировой — А.О.) Церковь в России была унижена до крайности…

Церковная жизнь в новом законодательстве совершенно не выделена из круга ведения представительных учреждений. И теперь юридически обсуждать и решать многие вопросы даже внутренней церковной жизни получили право и Фридман, и Чхеидзе. Порабощение Церкви государством достигло окончательного развития. И это в то самое время, когда и раскольники, и сектанты, часто вредные России, выросшие из немецкого семени, получили полную свободу. Открываешь газету и видишь, как легко раскольникам собраться на собор.

Вспоминаешь, как и высланный теперь из России Фетлер устраивал съезды баптистов в древней православной Москве. И только Православная Церковь не может составить Собора и поставить на нем законного Главу, согласно 34-му апостольскому правилу! Тяжело иногда бывать в Московском Успенском соборе…
Но еще больнее, чем всегда, было видеть пустое патриаршее место! Хотелось воскликнуть: доколе, Господи!” (Цит. по: “Церковь и общество”. 1998. №3. С.57). О том же с горечью писали и говорили многие иерархи, богословы, выдающиеся церковные люди. Но мечтам и о Соборе, и избрании Патриарха Всероссийского Николай II так и не позволил осуществиться. Все это произошло лишь после его отречения от престола.

В феврале 1917 года, когда Поместный Собор, наконец, открылся, архимандрит Иларион писал: “Высочайшая резолюция 31 марта 1905 года на докладе Святейшего Синода о созыве Собора: “Признаю невозможным совершить в переживаемое ныне время столь великое дело…

Предоставляю себе, когда наступит благоприятное для сего время… созвать Собор Всероссийской Церкви”. Годы, — продолжает архим. Иларион,- шли за годами… положение Православной Церкви становилось невыносимым. Церковная жизнь приходила все в большее и большее расстройство…

Прежде гонимые религиозные общины получили свободу. В древней православной Москве беспрепятственно заседали соборы раскольников, собирались съезды баптистов. Для Православной же Церкви все еще не настало лето благоприятное… Отношение царствовавшей династии к Православной Церкви — это исторический пример неблагодарности… Ужасным позором и тяжким всенародным бедствием оканчивается петербургский период русской истории” ( «Церковь и общество». 1998. №4. С.60).

3. Дарованные Императором свободы 1905г., не ограниченные надлежащими рамками и скоро переродившиеся, фактически, в откровенный произвол, помимо прямого унижения Русской Церкви, открыли легальную возможность дискредитации и трона, и Православия, развития в стране всякого рода мистицизма, оккультизма, сектантства, аморализма и проч.

Сразу же после указа стали в изобилии выходить из подполья и возникать вновь всевозможные общества, организации, партии и союзы, издающие огромное количество журналов, газет, книг, в которых активно пропагандируются либеральные, антимонархические, антицерковные, революционные, атеистические идеи. В России наступила эпоха демократии по образу и подобию “просвещенного” Запада.

Святой Иоанн Кронштадтский резко осудил дарованные царем свободы: “Свобода печати всякой сделала то, что Священное Писание, книги богослужебные и святоотеческие писания пренебрегаются, а читаются почти только светские книжонки и газеты. Вследствие этого вера и благочестие падают, Правительство либеральничающее выучилось у Льва Толстого всякому неверию и богохульствует в печати, смердящей всякой гадостью страстей. Все дадут ответ Богу за потворы” (ЦГА. СПб. Ф.2219. Оп.1. Д.71. 26 сентября. Лист 26).
Он же писал: «Всякое царство, разделившееся в себе, опустеет, — говорит Господь, — и всякий город или дом не устоит” (Мф.12;25). Если в России так пойдут дела, и безбожники-анархисты не будут подвержены каре закона, и если Россия не очистится от множества плевел, то она опустеет … за свое безбожие и за свои беззакония” (Столп Православной Церкви. Птр.1915. С.402).

Известный монархист и богослов генерал А. А. Киреев дал такую оценку этим реформам императора: “Царь не видит, не понимает того глубокого изменения, которое его законы о равноправности в вере внесли в нашу жизнь. Он смешал равноправность с свободой. Против свободы никто не возражает, но равноправность в пропаганде совершенно иное дело” (Дневник А.А. Киреева. Цит. по С.Л.Фирсов. Православная Церковь и государство в последнее десятилетие существования самодержавия в России. СПб. 1996. С.315).
Эти указы о свободах явились естественными проявлениями общей разрушительной для страны либеральной политики Николая II. Ближайшие к царю люди предупреждали его о происходивших в стране крайне негативных, революционных процессах, о политических заговорах, называли конкретных лиц, в том числе в Думе и в Государственном Совете. Просили, умоляли, требовали принять меры. Он не редко соглашался с этим, писал на письмах: “Да”, “Я тоже так думаю”, “Правильно” и т. д., но никаких мер так и не принимал, что вызывало чувство безнадежности и отчаяния у многих, и, естественно, привело к полному подрыву авторитета царской власти.

Тот же генерал А. Киреев писал: Царь “до такой степени шаток, что на него нельзя рассчитывать”. Эта странная нерешительность с исключительной силой проявилась у него как в революцию 1905 года, так и особенно в февральско-мартовские дни 1917г. (С. Фирсов. Православная Церковь… С.131). В результате, у многих серьезно охладели отношения с царской семьей, например, у Великого князя Сергея Александровича (который даже ушел с поста генерал-губернатора Москвы) и его супруги, родной сестры царицы, святой Елизаветы Федоровны. (Вот основная причина того, что «кругом измена и трусость, и обман»).

Многие из иерархов Церкви, из царского Дома и государственных людей, даже из близких друзей отвернулись от Николая II (и приняли участие в заговоре против ближайшего к царской семье человека — Распутина). Реакция Святейшего Синода на его отречение убедительно иллюстрирует это. 9 (23) марта 1917 года Святейший Синод, в составе которого были святой Владимир, митрополит Московский, и святой Тихон, будущий Святейший патриарх Всероссийский, совместно с семью другими иерархами, выступил с Обращением ко всем верным чадам Российской Православной Церкви по поводу отречения Императора (2 [15] марта) и отказа Великого князя Михаила Александровича (3 марта) восприять власть. В этом Обращении Синод не выразил сожаления ни по поводу случившегося, ни даже в отношении ареста бывшего Государя и тем ясно показал свою оценку Николая II как правителя.