О КАНОНИЗАЦИИ ПОСЛЕДНЕГО РУССКОГО ЦАРЯ часть 3

Профессор Московской духовной академии А.И. Осипов

4. Настойчивое продолжение и углубление связи с Распутиным до самой его смерти, несмотря на всеобщий соблазн и самые решительные протесты виднейших людей России (например: святой Великой Княгини Елизаветы Федоровны /“он служитель сатаны”/ и других Великих Князей, святого митрополита Владимира (Богоявленского), митрополита Антония (Вадковского), духовника царской семьи епископа Феофана (Быстрова), председателя правительства П.А. Столыпина, министров, государственных и общественных деятелей…

Первые антираспутинские статьи были написаны не врагами Церкви и трона, а известным глубоким православным писателем М.Н. Новоселовым и убежденным монархистом, другом царя Л.А. Тихомировым и появились в “Московских ведомостях” в 1910 г.). Вот что писал, например, один из замечательных людей первой половины ХХ-го века, непосредственный очевидец и участник многих событий того времени митрополит Вениамин (Федченков) по этому поводу: “Потом постепенно начали вскрываться некоторые стороны против Распутина. Епископ Феофан и я увещевали его изменить образ жизни, но это было уже поздно, он шел по своему пути. Епископ Феофан был у царя и царицы, убеждал их быть осторожными в отношении Г[ригория] Е[фимовича Распутина], но ответом было раздражение царицы… Потом выявились совершенно точные, документальные факты, епископ Феофан порвал с Распутиным. По его поручению я дал сведения для двора через князя О., ездил к другим, но нас мало слушали, он был сильнее.
Тогда царь затребовал документы… Ничто не изменило дела. Пытался воздействовать Санкт-Петербургский митрополит Владимир , но без успеха, был за то (как говорили) переведен в Киев, где его в 1918 году убили большевики…Обращались к царю члены Государственного совета — напрасно. Впал в немилость за то же и новый обер-прокурор Синода А.Д.Самарин — очень чистый человек.

Отстранен был и Л.А. Тихомиров, бывший революционер-народоволец, а потом защитник идеи самодержавия и друг царя. Собралась однажды группа интеллигентов написать „открытое письмо» царю, но Тихомиров убедил их не делать этого: “Все бесполезно! Господь закрыл очи царя, и никто не может изменить этого. Революция все равно неизбежно придет”…. Возмущение против влияния Распутина все росло, а вместе с тем росли и нападки на царский дом» ( На рубеже двух эпох. С. 142).

5. Религиозность царской четы при всей ее внешне традиционной православности носила отчетливо выраженный характер межконфессионального мистицизма. Этот вывод следует из многих фактов. Известна холодность царской семьи, главным образом, царицы, к русскому духовенству, что особенно ярко выявляется из писем Александры Федоровны («в Синоде одни только животные»!). Даже с высшими иерархами отношения царя и царицы носили исключительно официальный характер.

В то же время современники сообщают о большой их близости и дружбе с широко известным в высшем свете французским спиритом, магом, главой международного ордена мартинистов Папюсом, вызывавшим дух Александра III; с другим французским мистиком, “ясновидцем” — Филиппом (которого Александра Федоровна в письме от 14 декабря 1916 г. вспоминает как “нашего друга месье Филиппа”, но которого ее же духовник называет “порождением бесовских сил”.); наконец, в течение целых десяти лет с Распутиным — до самой его смерти. Митрополит Вениамин (Федченков) писал: “Вместо же влияния духовенства в придворную сферу проникало увлечение какими-нибудь светскими авантюристами, “спиритами” … до Распутина был при Дворе какой-то проходимец француз “Филипп” (На рубеже двух эпох. С. 140).

Ряд свидетельств так же определенно говорит и о связях Двора, в том числе и последнего царя, с масонством, что указывает на еще один серьезный источник мистицизма (и идей европейской демократии) в царской семье (См., напр., «Масонство и Николай II» Виктор Острецов. Масонство, культура и русская история. М.1998.С.379-444). Этот мистицизм наложил тяжелую печать на весь душевный настрой императора, сделав его, по выражению прот. Г. Шавельского, фаталистом («Воспитание и жизнь сделали его фаталистом, а семейная обстановка — рабом своей жены” (Шавельский Г.И. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. Нью-Йорк.1954.Т.2.С.296), что особенно ярко обнаружилось в его отношении к Записке, оставленной Павлом I и содержащей предсказание о судьбе последнего Императора.

Только непониманием православия можно объяснить принятие ее как безусловного Божественного предопределения, как это решил Николай II. Пророчество в первую очередь всегда является предупреждением об опасности неправедной жизни, ошибочной деятельности и призывом к покаянию, но никак не фатумом, не произволом всемогущего Бога. Если бы Царь больше общался со святым Иоанном Кронштадтским и оптинскими старцами, а не с французскими оккультистами и русскими псевдостарцами, то может быть и не придал бы этой Записке безусловного значения и не отрекся бы от престола, не впал в безнадежие, не бездействовал, поверив в судьбу. Христианство и фатализм несовместимы.
Преданный царю человек Пьер Жильяр утверждал, что у царя была «своего рода мистическая покорность судьбе, которая его побуждала скорее подчиняться обстоятельствам, чем руководить ими» (Жильяр П. Импер. Николай II и его семья. Л. 1990.С.174). Наш выдающийся русский философ Евгений Трубецкой в таких кратких и глубоких словах выразил свое понимание и личной религиозности Царя, и основной причины его катастрофы: “Он поставил свою власть выше Церкви, и в этом было и самопревозношение, и тяжкое оскорбление святыни. Он безгранично верил в субъективное откровение, сообщающееся ему — помазаннику Божию — или непосредственно, или через посланных ему Богом людей, слепо верил в себя как орудие Провидения. И оттого он оставался слеп и глух к тому, что все видели и слышали. … Повреждение первоисточника духовной жизни — вот основная причина этого падения” (Е. Трубецкой. О христианском отношении к современным событиям. // Новый мир.1990. №7. С.220).

Очень показательным является и тот факт, что в ближайшем окружении царской семьи всегда, и до конца жизни, были люди разных исповеданий: католики, англикане, лютеране. В этой экуменической атмосфере воспитывался и Наследник, чего, естественно, не мог бы позволить себе ни один строго православный христианин. Поэтому нет ничего удивительного и в том, что царь намеревался стать даже… патриархом, но не получил согласия архиереев (См. об этом: Нилус. На берегу Божьей реки.Ч.2. С.-Франциско.1969. С.146-147.; митр. Вениамин Федченков. На рубеже двух эпох. С.277.; Россия перед вторым пришествием. М. 1994 — свидетельства Л.А. Тихомирова и кн. И.Д. Жевахова).

Но особенно поражает во всем этом тот факт, что увлечение открыто неправославными мистиками-оккультистами и более чем сомнительными чудотворцами происходит в то самое время, когда рядом живут и творят истинные чудеса всем известные праведный Иоанн Кронштадтский, оптинские старцы, которые, однако, царскую семью мало интересуют.

Достаточно убедительно характеризует духовные интересы Николая Александровича литература, которая наиболее его интересует, и досуг. «Действительно, любимым чтением Государя была светская, особенно историческая литература… В круг его чтения входят имена А. Дюма, А. Доде, А. Конан Дойля, И. Тургенева, Л. Толстого, Н. Лескова, А. Чехова, Д. Мережковского и других. К чтению Библии Император обращается крайне редко…» (Материалы, связанные с вопросом о канонизации царской семьи. 1996. С.62-63).
Святоотеческая литература отсутствует. «Изо дня в день Император аккуратно записывает в свой дневник: «дивный день» — прогулка — обед — чтение художественной или исторической литературы — игра в кости или карты — дождь — обедня — прогулка — и так далее…» (Там же. С.67).

6. Что принципиально не позволяет с христианской точки зрения ставить вопрос о канонизации Николая II, так это его личное признание своей матери в письме из ссылки: “Бог дает мне силы всех простить, только генерала Рузского простить не могу”. Этого признания не снимает свидетельство великой княжны Ольги о том, что отец всех простил, так как она ничего не говорит о главном в данном вопросе — простил ли он Рузского? Следовательно, она или не знала об этом, или предпочла, по понятным мотивам, молчать.
По причине как этих, так и целого ряда других фактов Комиссия Священного Синода по канонизации сделала, в частности, следующий вывод: “Подводя итог изучению государственной и церковной деятельности последнего Российского Императора, Комиссия не нашла в ней достаточных оснований для его канонизации” (Материалы…С.5).